Дмитрий Беловецкий
Яшина любовь
Были времена, когда в квасную палатку, что у Дорогомиловского рынка приходили отдохнуть, оставляя ненадолго без присмотра вверенный им
участок правительственной трассы, даже постовые милиционеры.
Забрызгав впопыхах белую форменную рубашку квасом, вытирая вспотевший под козырьком лоб огромным и несвежим носовым платком, извлеченным из необъятного
кармана вислоухих галифе, потрепанный службой и семьей немолодой уже капитан, несвязно говорил: "Вот ты, Яков, мне в сыновья годишься... А у меня три
дочери..."
Наслаждаясь ходом капитанской мысли, разомлев от солнца и алкоголя, всегда кажущийся меланхоличным киоскер Яша молчал, вдавливая в уголки тонкого рта
улыбку. Из-под пушистых, как июньская гусеница, ресниц рассматривал сливовыми еврейскими глазами асимметричные звездочки на милицейском погоне.
- Ну что ты молчишь? - оттягивая галстучную шишку, говорил капитан. - Давай налей еще... и того, и того...
Яша послушно и задумчиво, на глазок наливал в большую ребристую кружку сто грамм "Столичной" и растворял их в буром прохладном, пенистом квасе...
Кого здесь только не было - начинающие артисты, и студенты института стали и сплавов, окрестные забулдыги и юные художницы, шулеры с ипподрома и офицеры
войск правительственной связи... Приходили не столько выпить. Все необъяснимо и загадочно тянулись к молчаливому и флегматичному киоскеру. Он никого никогда
не приглашал, мало того, многих не знал даже по имени. Но задумчиво улыбался всем, обслуживал почти приветливо потеющую очередь, мыл неторопливо кружки,
протирал разбухшей тряпкой прилавок, где периодически утопала в воде горстка мелочи, и молчал.
Я тоже иногда захаживал к Яше. С удовольствием после сытного комплексного обеда в ресторане "Хрустальный", слизывал прохладную пену с краев кружки, смотрел,
как зеленые, тяжелые мухи, переливаясь в солнечных лучах, отважно садятся на липкий линолеум, и понимал, что жизнь прекрасна и бесконечна.
Непонятное мне молчаливое обаяние моего знакомого располагало самые жесткие мужские характеры, ломало девичью неприступность, делало добрее людей злобных,
притягивало убогих и обиженных... Свой талант - нравиться людям - Яша никогда не использовал специально. Все происходило неожиданно и гармонично.
Кто-то рассказывал, как однажды остывающей июньской ночью он выпивший пошел домой на Гоголевский бульвар пешком. Задумчиво опустив голову, Яков нетвердо
вышагивал по середине пустынного Бородинского моста. Здесь-то и настиг его патрульный милицейский "Москвич". Из машины, придерживая на затылке фуражку,
вылез крупный сержант, грубо и громко спросил: "И куда идем?"
Яша остановился, пошатываясь, задержал взгляд на волосатом сержантском пупке, бесстыдно торчащем сквозь расстегнувшуюся рубашку, и улыбнулся.
- Да он пьяный! - крикнул сержант в тарахтящий "Москвич".
Яша медленно поднял набухшие от алкоголя и недосыпания глаза, вытащил руку из кармана брюк, щелкнул милиционера в прохладный пупок и приветливо сказал:
"Толстячок, ты не прав".
Не знаю уж, что там было дальше, но весь следующий день милицейский "Москвич" простоял у квасной палатки рядом с Дорогомиловским рынком.
Женщины увлекались Яшей бессмысленно и обречено. Натуры романтические пытались отыскать в его не многословии нечто загадочное, даже потустороннее. Женщины с
характером рациональным и наступательным, не добившись от Яши потока чувств, подозревали его в некоторой гомосексуальности. Но те и другие, и третьи
страдали, как им казалось, от любви неразделенной.
Дочка какого-то поэта носила Яше бутерброды с докторской колбасой, влюбленная катастрофически продавщица из соседнего гастронома доставала по два билета в
театр на Малой Бронной, кто-то стирал Яшины рубашки и штопал носки, кто-то стоял в очереди за пивом... Он никому ничего не обещал, близок ни с кем не был,
поэтому такие односторонние отношения его не тяготили...
Все разрешил неожиданно и однозначно удивительный поворот в Яшиной судьбе. Он искренне и чувственно сошелся с женщиной, которая была его старше аж на 23
года. Яша отбил ее, невменяемую, у двух недопивших мужиков, которые по-плотски собирались воспользоваться ее пьяной беззащитностью. Яков со словами: "Что ж
вы, падлы, делаете?" избил ногами домогателей, затем выволок из кустов уже трезвеющую женщину и, ухватив ее под потные подмышки, оттащил к себе в квасную
палатку. Там он плеснул ей большую кружку квасу и водки, заставил съесть принесенный кем-то бутерброд и погладил по растрепанной седой голове. Минут за
двадцать до обеденного перерыва Яша запер изнутри палатку, уткнулся лицом в подол ее выцветшего болоньевого плаща, надетого на почти голое синякастое тело,
и так молча, пока она спала, просидел часа три, не отвечая на настойчивые постукивания с улицы...
На Гоголевском бульваре они стали жить вместе... Потом тяжело и мучительно она родила ему аллергического, темноволосого мальчика...
...На исходе беременности, когда Яша был особенно погружен в себя и свою любовь, одна из прежних Яшиных почитательниц, иронизируя над ситуацией, уговорила
меня отнести в палатку вот уже как девять месяцев назад отглаженные брюки и, из-за внезапно поменявшихся обстоятельств, залежавшихся у нее. А заодно она
просила узнать - насколько все-таки все это серьезно, как долго будет продолжаться и не дурак ли Яша.
Покрутив в руках газетный сверток с брюками, Яша моргнул на меня ворсистыми ресницами, выслушал мои вопросы и задумчиво произнес: "Хрен поймешь".
Я так и передал.
1988 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru
