Дмитрий Беловецкий
Война не кончена...
В Дагестане заявили об окончательном освобождении всей территории республики от вторгшихся боевиков. Но новые их скопления замечены на
границе с Чечней в районе кизлярского направления…
В Москве уже показывают мешки гексагена и задержанных подозреваемых со следами взрывчатого вещества на руках. Но тут же взлетают на воздух жилые кварталы в
Волгодонске…
Президент Чечни Масхадов настаивает на встрече с российским руководством. И одновременно призывает превратить каждый чеченский дом в огневой рубеж…
Война не кончилась. Она спряталась в подвалы российских домов, ушла через несуществующую границу, затаилась в наших душах.
Сильное государство говорит с врагом только с позиции силы. Даже обязательная дипломатия – это прелюдия удара, желание прощупать соперника, дать ему понять
свои возможности.
Или мы страна, способная подсчитывать только свои потери?
Старший лейтенант Петренко воюет даже во сне. Он отдает приказы, разгадывает хитрые замыслы врага, ведет бойцов в атаку, отходит с уже занятых позиций опять
берет высоту. С невидимым противником особенно не церемонится и, хрипло нарушая недолгую ночную тишину, клянется «намотать сучарам кишки на приклад».
В ночь на десятое сентября в районе высоты Волчьи ворота, где дислоцировалась 22-я Калачевская отдельная бригада оперативного назначения, случилась гроза.
Ее разряды смешались со вспышками осветительных ракет, отчего все вокруг стало объемным. Палатку, где отдыхали старшие офицеры и командный состав
подразделения, рвало в разные стороны, бешеный ветер встряхивал и надувал ее, через многочисленные дыры в набухшем брезентовом потолке лились струи холодной
дождевой воды. Очередной порыв ветра сбил трубу печки-буржуйки. Сырой дым мгновенно заполнил внутренность палатки. Дышать стало невозможно.
Начальник оперативного отдела 22-й ОБРОН подполковник Порошин, ежась в предрассветной серости, в выцветших семейных трусах, босой, по щиколотку в воде,
задрал палаточные окна, обмотал ладони вафельным полотенцем и принялся поправлять покосившуюся трубу. Вдруг сквозь матерное ворчание просыпающихся офицеров
он услышал, как ведет боевые действия Петренко.
- Едренать, - удивленно произнес подполковник Порошин, потом еще раз прислушался и, сутулясь, прохлюпал поближе к лейтенантской койке, - сколько правильных
слов…
Правильные слова
На военном «борту», следующем из аэропорта Чкаловский в Махачкалу, бывший командующий внутренними войсками, а ныне главный инспектор- координатор главного
командования ВВ МВД РФ генерал-полковник Леонтий Шевцов, несмотря на ранние предполетные сборы, принципиально не спал, в то время как другие пассажиры –
генералы и офицеры – уже кемарили.
Он выслушивал доклад пилота, порылся в своих бумагах, потом громко и уместно матерясь, охотно поддержал разговор со мной.
- Не надо теперь ни перед чем останавливаться! – закричал он, сопротивляясь гулу самолетных двигателей, и разбудил генерал-майора напротив. - Потому что
второго позора быть не должно. Понял?
- Понял.
- А так мы опять в дураках останемся, – он почти вплотную придвинулся ко мне. - Кто виноват?! Да там одна сволота собралась… А потом мы лечим их на наших
водах, в наших санаториях … Надо давить гнойник… Понял?
- Да.
- Инициатива вторжения принадлежит бандитам! – Шевцов теперь кричит не только для меня, уже полсалона внимательно его слушают. – Они три года готовились… У
этой гниды там диверсионные и террористические школы… Каждые два-три месяца выпуск… Укрепрайоны хорошие, первоклассные фортификационные сооружения… А мы
только на собственной крови учимся… Воюем в горах без соответствующей подготовки… Самолеты поднимаем… Это при нашем-то налете часов… Понял?
- Представляю.
- Сейчас ситуация уникальная – относительная лояльность местного населения к действиям федеральных властей и полное взаимопонимание между министром
внутренних дел и начальником Генерального штаба. Но если нет взаимной поддержки на тактическом уровне, взаимодействия на уровне воинских подразделений, то
хрен там… Понял?
- В общем, да.
- Вот теперь смотри, – Шевцов достает из папки бумагу, читает вслух, - «Начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации Квашнину А.В.
Копия – министру внутренних дел Российской Федерации Рушайло В.Б. Докладная записка». Короче, здесь я пишу о тактике боевых действий в условиях горной
местности… Понял?
- Понял.
Кто виноват
Если вопрос о том, почему, зная о действующих на территории Чечни диверсионно-террористических лагерях и имея к тому же подробную аэрофотосъемку этих
объектов, их не уничтожили, можно адресовать только к российскому руководству, то существование в течение двух с половиной лет в самом центре Дагестана так
называемой «отдельной исламской территории» целиком на совести республиканских властей.
На оба вопроса есть ответы. В первом случае – это страх перед необходимостью принятия такого решения. Бывший министр внутренних дел Куликов и экс-премьер РФ
Степашин прилюдно и не раз заявляли о возможности нанесения по местам скопления боевиков превентивных бомбовых ударов, но последнее слово не за ними.
Очаг же сепаратизма в селах Карамахи, Чабанмахи и Кадар Буйнакского района существовал только в результате полного попустительства руководства республики,
большинство которого даргинцы по национальности. «Отдельная исламская территория» была провозглашена в даргинских селах. Поэтому дагестанское правительство
так долго не давало согласия на перегруппировку федеральных войск из Ботлихского района, где точно в установленные сроки была завершена операция по
ликвидации бандформирований, в Буйнакский. Только этим, а не якобы удачными маневрами Басаева и Хаттаба, пытавшихся ожесточенным сопротивлением в Кадарской
зоне оттянуть значительную часть федеральных сил для обеспечения своего наступления в других районах республики, объясняется некоторая задержка при
проведении второй части войсковой операции.
Кстати, ответственность за начало боевых действий в Кадарской зоне взял на себя только прокурор республики, расписавшись в сердцах на оперативной карте
командования федеральной объединенной группировки войск.
Шестого сентября по плану была завершена полная блокировка этих сел в Буйнакском районе. Седьмого числа и восьмого всю половину дня велось их огневое
поражение. И к утру девятого планировались завершение операции и зачистка местности.
Но 22-я ОБРОН смогла войти в Карамахи только три дня спустя.
О тактике боевых действий в условиях горной местности
На командном пункте объединенной группировки войск, наблюдая в бинокль за тем, как осторожно карабкаются вверх по волнистому серпантину малюсенькие фигурки
бойцов, я через каждые десять минут спрашивал, а раздраженных штабных офицеров, сколько уже погибло человек в 22-й бригаде, которая тогда, восьмого
сентября, первой пыталась взять штурмом Карамахи.
Разбитое многочасовой артподготовкой село тлело внизу. В размазанном по сопке тумане уже матовым становился бордовый, ползающий между разрушенными домами
огонь. И тут началось.
Как треск рвущейся тряпки, рассыпающийся по окраинам села «Град», беспорядочная автоматная трескотня в клочковатом тумане и выстрелы снайперов.
- «Барс два», я – «Побег один»! - заорала рядом со мной настроенная на общую частоту генеральская рация. - Какого же хрена ты по мне долбишь! У меня люди
там, урод!
«Барс» - позывной саратовского спецназа. «Побег один» - командир 22-й бригады полковник Керский.
Второй батальон этой бригады уже занял юго-западную часть Карамахов – район новостроек, и теперь с запада после огневой подготовки две роты первого
батальона хотели пройти дальше. Готовились полдня, тщательно пристреляли из танков и БМП каждый дом, каждый кустик, каждый подозрительный выступ. Стоявший
на склоне выше 20-й саратовский отряд спецназа вышел им на встречу. И все было бы хорошо, если бы не спустившийся с гор к сумеркам плотный туман.
- У меня два двухсотых! - опять заорала рация. - И три трехсотых!
«Двухсотые» - потери. «Трехсотые» - раненые. И это только к семи часам вечера.
- Я - «Побег один»! Помоги огнем! Огнем помоги, твою мать!!!
- Как! Туман! Своих побью!
Боевики пропустили немного вперед растянувшихся неровной цепью штурмующих и в спину, почти в упор, из снайперских винтовок и подствольных гранатометов
расстреливали растерявшихся бойцов.
Остатки первого батальона 22-й ОБРОН выводили из Карамахов до рассвета.
Второго позора быть не должно
Если говорят, что федеральные войска в Дагестане плохо вооружены, голодны, мало обучены и не знают, за что воюют в этой республике, то это вранье.
Если говорят, что российские офицеры бездарны и беспринципны, - это тоже вранье.
За время чеченской войны и напряженные годы, прошедшие после нее, выросла другая армия. Пережив страшное унижение, она готова теперь на все, чтобы второй
раз не влезть в грязь, в которую ее толкнули те, кто подписал позорное Хасавюртовское соглашение.
Нынешние бойцы только по рассказам знают январь 95-го, когда сотни обуглившихся, обглоданных бродячими собаками трупов валялись на улицах Грозного, когда
грязные, закопченные, испуганные российские солдатики в подвале осыпающегося под ударами свой же авиации президентского дворца благодарили чеченцев только
за то, что те позволили им жить.
У нынешних нет синдрома поражения, нет страха быть преданными. Временные неудачи вызывают злость. Потери – призыв к мщению. Они пришли сюда побеждать.
Сегодня разбросанные по горным дагестанским склонам российские воинские подразделения – кусочек российской жизни. Это не только замешенная на стройном мате
родная речь, не только не понятная еще никем приспособляемость к любым, даже самым диким условиям, это почти языческий славянский дух с непредсказуемой,
иногда граничащей со зверством жестокостью и необъяснимой порой истерической сентиментальностью. Это уже привыкшие к постоянной опасности люди, готовые
воевать и убивать.
Я видел, как душевно размякшие после вчерашнего боя, натрескавшийся досыта дармовой трофейной картошки здоровенный сержант, командир БМП-2 застенчиво и
коряво выписывал в моем блокноте привет родителям, сестре и еще Ленке, которую не забывает и любит, но я видел, как такой же солдат теребит в непреодолимом
возбуждении предохранитель «калашникова» при виде пленных боевиков.
И еще врут, когда говорят о беспробудном пьянстве в федеральных подразделениях.
- Харя, мне не жалко вас! – презрительно орал в одутловатое, заспанное лицо лейтенанта полковник Керский. – Мне солдат ваших жалко! За вами такой пьяный
след тянется, что сами не выпутаетесь уже! А ну-ка, к такой-то матери отсюда!
Лейтенант потом при всех извинился перед комбригом.
А водку здесь вне населенных пунктов можно купить только у местных ополченцев.
На собственной крови учимся
- Они там, у камня, - комбриг настраивает перископ инженерной разведки. – Вон на склоне… Двое… Солдат и рядом Поляков… На нем «песчанка» была… Остальных не
видно…
Я тоже нашел в перекрестье прибора убитых, уже полдня лежащих на склоне бойцов.
- Вот ты сейчас прилетел оттуда, - обращается ко мне Керский, пальцем тычет в сторону спрятанного за сопками КП, - время десять, а разговора о выносе трупов
не ведется. Можно ли, чтоб офицеры лежали?
Старший лейтенант Поляков, заместитель командира первой роты по работе с личным составом, возглавляя одну из групп, входил в Карамахи прошлой ночью, когда я
на КП с высоты недосягаемой для огня противника, пытался сосчитать залегших в «зеленке» по обочине серпантина наших бойцов. Его убили сразу выстрелом в
голову. Солдата снайпер мучил долго: сначала выстрелил в руку, затем в ногу, опять в ногу…Всего там осталось лежать семь человек. Еще трое пропали без вести
– они, отходят, выносили из боя раненых. Бригада за сутки потеряла больше людей, чем за десять предыдущих дней напряженных боев в Кадарской зоне.
- «Утес», - Керский обращается по рации к командующему объединенной группировкой, - «Побег один»…Меня интересует единственное: как трупы выносить? Там
офицер лежит. Или решайте, или я пойду сам туда…
- «Побег один», подожди, они могут быть заминированы. Будем решать…
Керский матерится. Садится на выжженную траву. Сбоку откуда-то подходит с биноклем майор, стоит, переминается с ноги на ногу.
- Что? – поднимает голову Керский.
- Товарищ полковник, я нашел их… Давайте вынесем…
- Подожди немного, - отвечает комбриг, - они могут быть заминированы…
На войне почему-то самая секретная информация – это количество собственных потерь. Я не переставал удивляться, с какой точностью в сообщениях временного
пресс-центра указывается число убитых за сутки боевиков, хотя практически эти цифры определить невозможно, и какими минимальными жертвами обходятся
федеральным силам победы.
Хотя всего за две недели боев только в 22-й бригаде погибло 30 человек и более 150 были ранены. Ее командный состав полностью выбит. Подполковник Лазарев –
командир батальона ранен в голову. Начальник штаба майор Панин ранен в голову. Четвертой ротой командует прапорщик, потому что комроты и его заместитель
тоже ранены. В той же первой роте, которая карабкалась по западному склону в Карамахи, из 61 человека личного состава в строю осталось 24..Это цифры на
период боевых действий только в Кадарской зоне.
Бригада эта в прошлом году была признана лучшей во внутренних войсках. Значит, федеральным силам противостоят не чабаны с окрестных гор. Оборону в этих
селах держат хорошо подготовленные и обученные вооруженные формирования.
…Керский подзывает к себе наводчика 13-го танка. Дает ему бинокль:
- Вот видишь, между расщелиной дом…Его вали, Васек…
- Что там? – спрашиваю я.
- Враги, - отвечает комбриг.
Он говорит, что потери в основном оттого, что мы толком не знаем инженерную систему их обороны, потому что каждый дом – это долговременная огневая точка,
каждый подвал – бомбоубежище, каждый бугор – стратегическая высота, каждое картофельное поле – минное…
- Ждали нас, гады…
По законам военной тактики, штурмующим необходимо иметь как минимум троекратное превосходство над обороняющимися. Керский говорит, что при нормальной
численности бригады в тысячу пятьсот человек реально воюет только четыреста. Все остальные – это тыловое обеспечение.
Генерал-майор Дадонов – командующий группировкой внутренних войск в Кадарской зоне утверждал, что боевиков в селах было полторы тысячи.
Командующий внутренними войсками Северо-Кавказского военного округа генерал Лабунец говорил о пятистах бандитах.
Когда 17-й отряд минводовского спецназа взял двух пленных, командующий объединенной группировкой приказал трясти их, пока не выложат всю информацию о
численном составе своих отрядов. Один умер сразу, потом рассказывали, что у него случился сердечный приступ. Второй после смерти напарника мгновенно дал
показания. Сказал, что в Карамахах 150 человек. В Чабанмахах – втрое меньше.
Я лично больше верю пострадавшему от удара взрывной волны в бою восьмого сентября рядовому Шкадуну. Он, еще не оправившись после контузии, чтобы лучше
слышать мой вопрос, подставил поближе, залитую запекшейся кровью, не отмытую еще ушную раковину и как только понял, о чем идет речь, не задумываясь,
ответил: «До хрена».
Относительная лояльность
Чрезмерно бодрый и неправдоподобно заботливый начальник временного пресс-центра Министерства внутренних дел полковник Архипов давал последние наставления:
«В предстоящих публикациях пишем не исламисты, а ваххабиты. Запомнили? И главное: все действия федеральных властей с благодарностью принимаются, полностью
поддерживаются и одобряются руководством республики и местным населением».
На самом деле это другие чувства. Это скорее смешанные с благодарностью и гостеприимством внутреннее раздражение и тихая злость к гостю, пришедшему в чужой
дом, может быть, и с благими намерениями, но открывающему входную дверь замазанным в грязи сапогом.
Дагестанские милиционеры не вместе с федеральными войсками заходят в освобожденные села, как говорится в официальных сообщениях. Их пускают через сутки, а
то и больше. Они раздраженно ждут приказа у только что выставленных армейских блокпостов.
Может быть, это и целесообразно с точки зрения военной, но, как бы там ни было, мы хозяйничаем в их домах, пусть даже на пепелище…
Дагестан – многонациональная республика, и если уж внутри одного народа нет полного согласия с происходящим, то и массовой и тем более, абсолютной поддержки
действий федеральных властей тоже нет.
…Председатель Госсовета республики Магомедали Магомедов и мэр Махачкалы Саид Амиров – даргинцы по национальности. Но села Кадар, Карамахи и Чабанмахи, где
было наиболее сильное сопротивление боевиков, как известно, даргинские, вряд ли в них засели только пришлые боевики. Я, между прочим, находил в Карамахи
иорданские паспорта, права и другие общегражданские документы с именами коренных жителей этого села, видел кучу письменных разрешений «На право пользования
огнестрельным нарезным оружием в период боевых действий», выписанных начальником Буйнарского РОВД капитаном милиции Карчигаевым на жителей Карамахи, ни один
из которых на стороне федеральных властей не воевал…
Боевики не напрасно рассчитывали на удачные наступательные действия в Хасавюртовском районе: здесь основная часть населения – чеченцы-акинцы…
Братья Хачилаевы, ликвидировать которых должны были командированные в Дагестан бойцы группы «Альфа», пользуются непререкаемым авторитетом у лакцев…
В случае удачного для Басаева и Хаттаба развития событий и раскола республики лезгины, проживающие компактно в юго-восточной части Дагестана, готовы были
присоединиться к Азербайджану или создать собственное государство Лезгистан…
Единственное, что сейчас наверняка объединяет все дагестанские народы, - это нежелание воевать. Боевики несут в Дагестам войну, федеральные войска ее
выталкивают за пределы республики. И это наш главный козырь.
Инициатива вторжения
Офицер Генерального штаба без запинки рассказал мне о целях и задачах боевиков, вторгшихся на территорию Дагестана.
- Первое, - глубоко вздохнув, начал он, - для оккупации центральной части республики они хотели через Цумадинское направление совершить прорыв в мятежные
села Кадарского района – Кадар, Карамахи и Чабанмахи. Второе – через Хасавюртовский и Новолакский районы мощным броском должны были выйти к столице
Дагастана Махачкале, тем самым пробить коридор к побережью Каспия. И третье – через Кизляр кинжальным ударом предполагали смять сопротивление местной
милиции и опять же получить доступ к Каспийскому морю, а затем и поднять по сигналу восстание в Махачкале. В итоге план рассечения Дагестана по трем
направлениям провалился.
- Зачем им все это? – едва он закончил, спросил я.
- Басаева и Хаттаба финансирует разведка Саудовской Аравии, действия которой координирует ЦРУ США. Основная задача бандитов – дестабилизация обстановки в
нашей стране и овладение пресловутым нефтепроводом.
Наверное, офицер Генштаба знает. Хотя такой подробный план отторжения Северного Кавказа от России даже из уст военного человека звучит гипотетически.
Мне, например, Хаттаб (тоже, кстати, военный человек) еще до войны, ломая неровно русские слова, говорил, что Россия и Соединенные Штаты - настоящие
союзники и озабочены мировым господством. И еще он говорил, что хочет освободить от «русс собак маленки страна Дагестан» и тем самым войти в мировую
историю.
На самом деле инициатива вторжения в республику – на конкретных известных людях, - другое дело, кем поддержана эта идея.
И все равно исход войны уже давно предрешен. Это было ясно даже тогда, в январе 1995года, когда первые российские танки горели на площади Ленина (ныне шейха
Мансура) в Грозном, даже после Хасавюрта, где было чувство потери, но не поражения. Россия все равно победит, потому что она сильнее, потому что лучше
вооружена, потому что она уже побеждала. Это ясно, тем более, сейчас, когда у многих проснулся азарт войны. Войска загонят самых непримиримых в высокогорные
аулы и заставят десятилетиями забывать нанесенные обиды и тихо ненавидеть русских. Это тоже мир.
Давить гнойник
На продырявленной, заваленной обломками бетона и силикатного кирпича крыше двухэтажного серого, как разложившийся труп, здания исламской полиции полковник
Керский водрузил российский государственный флаг. Он прикрутил проволокой к торчащей изогнутой арматуре струганное из палаточной опоры древко и дал
длиннющую очередь в небо. Сразу за ним, мешая возгласы победы с беспорядочной стрельбой, бойцы стали опустошать автоматные рожки.
Я тоже орал со всеми, умножая с каждым криком и выстрелом собственное чувство причастности к общей победе. Только что 22-я бригада штурмом взяла Карамахи, и
я зашел в село вместе с нею.
К площади стала съезжаться бронетехника, подтягиваться бойцы других подразделений.
На одном из «бэтээров» привезли пленных. Два еле стоящих на ногах безбородых мужика. Один никакой совсем. Его спихнули прикладом с брони, он свалился лицом
вниз, мычал что-то непонятное, казалось, вообще не соображал, что с ним происходит.
Другой нервным, испуганным, готовым сорваться на истерику голосом тут же стал объяснять, как он здесь оказался.
- С Ростовской области я, - заикался мужичок, торопился выложить все, хотел сказать, как можно больше. - Обещали, что деньги платить будут… Строил им…
Строил дом… Делал им…
- И что же ты, падла, делал в пустом селе, где, кроме «духов», никого не было?! – орал на него Керский. – А ну снимай портки!
Тот мгновение соображал что-то, потом покорно расстегнул оставшиеся пуговицы.
Керский подошел к нему вплотную, брезгливо дулом автомата дернул ворот рубашки и лямку исподней майки. У мужика на левом плече был кровоподтек. Такой след
остается при отдаче после выстрела из гранатомета.
- Эвана как…- как-то раздосадовано протянул Керский.
- Это я об ветку…- испуганно истерически начал пленный.
- Давайте-ка в подвал их…
Я не знаю, что произошло дальше. Пленных увели. Потом среди множества выстрелов – две длинные автоматные очереди. И я зачем-то остановился.
- Давай не отставай, - подтолкнул меня кто-то тихонечко в спину, - надо идти дальше…
…Пока ждали полевую кухню, я зашел в разрушенный дом. Тупо уставился на разбросанные книги, фотографии, оставленные в спешке вещи. Сквозь дыру в стене видно
капустное поле, небо и распухших от трупного гниения коров…Что-то давило внутри, мутило от голода, смрада, стоящего везде – на каждой улице, в каждом дворе,
каждом доме.
- Фу, - громко выдохнул я.
- У войны много оттенков, - услышал я сзади голос Керского.
- Все зависит от художника…
…Обед накрыли в залитом бетоном огромном дворе того же дома. Солдаты притащили стол, нашли где-то чистую скатерть. Уселись все: Керский, зампотех, командир
саратовского спецназа Ченчик, связисты… Вдруг зашипела рация: «побег один», я «Утес».
- Слушаю вас, товарищ командующий, - говорит по рации Керский.
- Теперь, Владимир Алексеевич, буду называть тебя не Керским Карамахинским…
- А бригаду мою Карамахинской… Да? – смеется комбриг.
- Слушай, сообщаю, что направляю представление о присвоении тебе звания Героя России…
Это светлый оттенок.
Р.S. Убитых солдат и старшего лейтенанта Полякова вывезли с сопок только 12 сентября, после освобождения села Карамахи. Там же нашли тела трех бойцов,
пропавших без вести. У них было перерезано горло.
Командующий объединенной группировкой войск генерал Трошев в тот же день отбыл с КП и принял руководство операцией по освобождению сел в Новолакском районе.
Совет Федерации принял решение о создании карантинной зоны вдоль административной границы с Чечней.
Командир 22-й ОБРОН полковник Керский в редчайший момент собственной сентиментальности решил подарить мне трофейный давно не действующий, времен, наверное,
гражданской войны, раритетный пулемет «максим». Я отказался.
«Литературная газета» № 38, сентябрь 1999 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru
