Дмитрий Беловецкий
Дед
Дед любил ходить на дни рождения к правнукам. Придет раньше других, пока стол не накрыт и шума мало, пока виновника торжества подарками
не засыпали, достанет из авоськи завернутого в газету еще «детгизовского» Маршака, поцелует правнука, потом сядет в кресло, упрется подбородком в
замусоленный галстучный узел, завязанный лет десять назад, и молчит, слушает, наверное, как звенят бутылки на задетом кем-то в впопыхах пока девственном
столе.
- Дедуль, как дела-то?
Дед поднимет стриженную седую голову, улыбнется розовыми зубными протезами.
- Хорошо. Ты газетку-то в сумку обратно положи.
- Зачем тебе она старая?
- Бабуля принести сказала.
Дед не пил давно. Бросил. Жить хотел. Жизнь любил очень. А раньше, в молодость, выпивал. По той же причине – жизнь прекрасна.
Так и говорил: «Глупо пить, когда хреново. Это можно себе позволить, когда на душе хорошо».
У него на даче в Железке всегда в поленнице раньше бутылочка была припрятана. Натаскает в дом воды, душ растопит, с косой пройдется по зеленой небритости
участка и потный, довольный, уставший - в сарай…
- Ты чего-то сегодня очень веселый, Вась? – спросит жена.
- А чего грустить-то, - улыбается он виновато. - Жизнь идет…
Дед был Лауреат государственной премии СССР, директор и создатель единственного в стране научно-исследовательского института мясной промышленности, ученый с
мировым именем.
Ему был 81 год. Пенсионер давно, но работал, в свой институт на службу ходил ежедневно. На метро доедет с Рижской на Волгоградский проспект, а там пешочком
до улицы Талалихина.
На проходной такой же седой и сутулый, как он сам, встречал его вахтер, приподнимался уважительно с расшатанного стула: «Здрасьте, Василий Матвеевич…
Глядите, стихия-то, как разгулялась, а вы все пешком ходите». Дед стряхнет дождевые капли с черного, с деревянной, загнутой ручкой зонта, смотрит
внимательно в выцветшие вахтеровы глаза. «Работать надо», - говорит он резонно и пошаркает дальше. Мимо него сотрудники института идут, поравнявшись, шаг
замедляют, здороваются. Приятно от этого было на душе у Деда.
В институте ему деньги платили небольшие. Он гордый был, ни кому обязанным быть не хотел, а тут к пенсии плюс ставочка консультанта…
- Пап, возьми с собой хоть колбаски-то…
Уходил Дед с семейных торжеств тоже первым.
- Ну, дай-ка посмотреть, - говорил он, кряхтя и натягивая стоптанные башмаки. – С «Микояновского»… Ничего. Могут делать. Научились. Не возьму…
Деда знали на всех мясокомбинатах необъятного Советского Союза. Где-нибудь в Семипалатинске или Ростове, в Баку или Ташкенте директорствовали его ученики.
Имя Деда было паролем к сытости и процветанию.
В какой-то российской глухомани один из его родственников ночью попал в аварию. Автомобиль повело на скользком шоссе, машина слетела в кювет, перевернулась,
легла на крышу. Выбравшись из покореженного салона, тот поковылял в ближайший населенный пункт. Он не стал искать местное ГАИ, не спрашивал, где ближайшая
автомастерская, он пошел на мясокомбинат. И правильно сделал. Отремонтированную машину через несколько дней перегнали в Москву…
В самом начале девяностых Деда пригласили в Западную Германию на какой-то очередной конгресс по проблемам питания. Институтскими разработками пол-Европы
пользовалось, потому его приглашали часто и настойчиво. Но Дед не ездил. Возраст не тот. А тут уговорили: «Уважаемый профессор Горбатов, зная экономические
трудности Вашего государства, все расходы по Вашему пребыванию в нашей стране организаторы конгресса берут на себя…»
Дед согласился, – и послушать не грех, да и правнук родился, надо бы ему вещичек прикупить.
- Вась, - говорит бабуля, - у тебя ж и костюма-то приличного нет.
- Ничего, там дешевый куплю…
В Германии балбес-переводчик привел Деда в прозрачный, неоновый магазин, приложил к своей грудной клетке двубортный в полосочку пиджак. Берите, мол,
профессор, вам тоже будет к лицу… А когда расплатились, Дед так и ахнул: «Правнуку-то, на какие шиши, я вещички покупать буду?» Стал Дед хозяину магазина
ситуацию объяснять. Тот деньги за костюм не вернул, но четверть цены сбавил. На оставшиеся дед купил правнуку куртку. Только размер не угадал. Она так и
лежит, велика до сих пор.
А костюм Дед толком и не носил. Повесил на вешалку в шифоньер германскую пиджачную пару, провел сморщенной ладонью по полосатому лацкану: «Вот куда-нибудь
опять поеду, тогда и надену», потом натянул свой с блестящими локтями пиджачишко, кепочку на затылок надвинул и поехал на электричке на дачу – снег с крыши
сарая счищать…
Дед умер в конце января. По дороге на кладбище сломался автобус. В панихидной суматохе куда-то пропал орден Трудового Красного знамени. Дома, на поминках
раскололась любимая дедова кружка. Из гостей впервые никто не напился. Институт решили назвать его именем, но бумаги застряли в каких-то задастых
государственных структурах…
Бабуля боится ночевать одна.
1992 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru обязательны.
