Дмитрий Беловецкий
Воплощение абсурда
Свой выбор каждый в Чечне сделал уже давно. Еще задолго до выборов президента России
Солнце палит жутко. Я прислонился к раскаленным бетонным заградительным плитам. С удивлением смотрю на затянутого в бронежилет, спокойно посасывающего
сигаретку солдатика.
- Жарко, - говорю я.
- В бронежилете не может быть жарко, - резонно отвечает он.
По пиву!
Копоть, смешанную с пеплом, вдыхать невозможно. Мгновенно высохла и почернела на щербатом асфальте кровь. Кузова машин не горят уже - тлеют. Горками пепла
осыпались шины. Видно, как дрожит и плавится воздух. Трупы увезли. Люди не расходятся - рассматривают пятна на асфальте.
15-й молсовхоз, где это случилось, километрах в 30 от Грозного. Рядом российский пост.
Я из кабины раскаленного и закипевшего «рафика» смотрю, как чеченцы из стоящего перед нами «КамАЗа» таскают под маскировочную сетку заваленного мешками с
песком блокпоста ящики с пивом. Это плата за проезд.
- У нас брать нечего, - говорит мне водитель «рафика». - Пива хочешь?
- Хочу, - отвечаю я.
Он достает из-под сиденья горячую, запыленную бутылку «Жигулей».
Пиво шипит, льется мне на ботинки.
Я выхожу из машины, иду к посту. Останавливаюсь у таблички: «Стой. Застрелю!» В щели между мешками - дуло автомата.
- Руки за голову, харя чеченская! Медленно! Читать умеешь?
Я подчиняюсь. Из-за мешков выходит загорелый, татуированный, в черных зеркальных очках крепыш. Он разрешает мне медленно, без резких движений достать
документы. Он долго и внимательно вчитывается в редакционное удостоверение, изучает командировочное, разглядывает паспорт.
- Ну и чего?.. - заключает он.
- Да пивка бы...
Кончать всех...
Чеченцы орут, обижаются, дергают меня за одежду, размахивают руками, каждый хочет обратить на себя внимание, каждый считает, что истину говорит. Они
утверждают, что в Махкетах никогда не было штаба Яндарбиева. А Гехи, Шали и Старые Атаги не могли быть базами боевиков. Может, кто и заходит, так это ж их
дома. И потом здесь все без оружия. Так почему из-за одного-двух все страдают? Зачем всех бомбить?
Возможно, это правда, потому что никто не будет сидеть и ждать после сто первого предупреждения, когда посыплются бомбы и накроет «град». А если кто из
боевиков и был в селах, то к началу обстрела и уж тем более на момент «зачистки» они уже копили очередную порцию ненависти где-нибудь в горах.
Все, что сейчас здесь происходит, внешне выглядит полным абсурдом. Бомбардировки и обстрелы ведутся по полупустым селам. Жители издалека, с российских
блокпостов смотрят на свои дымящиеся дома, гадают, куда это сейчас залетело, воют, утирая слезы и сопли, глупо и безнадежно спрашивают у прыщавых российских
подростков с автоматами: «За что?»
Но то, что этот абсурд - воплощение российской политики в Чечне, понимают обе противоборствующие стороны.
Сидя на броне БТРа, спиной к неинтересным уже для него разрывам, российский солдатик, подперев дулом автомата небритый подбородок, лениво говорит мне, что
«дерьмо уже хватит размазывать - выборы кончились, теперь здесь все кончать надо».
«Нас контрактники быдлом называют, - растирает мозолистыми ногтястыми пальцами слезы по морщинистым щекам чеченская тетка, - если мы чеченцы - не люди
разве?»
В войсках не хотят переговоров. Сепаратисты в них не верят. И те, и другие понимают их бессмысленность. Военные говорят о скорой победе. Боевикам терять
нечего. И те, и другие все уже выбрали.
Голоса избирателей
В Грозном я разговаривал с чеченцем, которого Басаев приговорил по законам Шариата к наказанию палками за то, что тот сотрудничает с завгаевскими властями.
Это местный интеллигент, преподаватель истории, с ромбом высшего педагогического образования на лацкане пиджака.
Он, когда мы остались одни, понизив до шепота голос, сказал мне: «Ельцин - наш президент».
В Чечне сейчас много заждавшихся мира. Много тех, кто пострадал от дудаевского режима. Достаточно и тех, кто так и не дотянулся до криминальной кормушки,
чьи тейпы малочисленны и слабы. Тех, кому просто не хватает денег, чтобы выжить.
На пыльных и разрушенных улицах Грозного в новеньких серых «хэбэ», с автоматами, в форменных кепариках с кокардами патрулируют днем чеченские милиционеры.
Они тоже из этих. Они с пристрастием проверяют документы у чужих, снисходительно, если не видят русские, журят своих. Но я точно знаю, видел, что потребуй
тот же Басаев, они без разговоров отдадут ему не только автоматы, но и серые свои кепарики.
В селе Махкеты после «зачистки» федеральные войска освободили из шариатского плена нещадно битых соплеменниками чеченцев. Ни один из плененных не пылал
благодарностью к освободителям. Все, несмотря на кару, разбрелись по своим селам и от мучителей не скрываются.
На митинге у консервного завода шевелится, шумит потная, возбужденная толпа. Все под прицелом двух пулеметчиков. Контрактники сидят на крышах «Уралов»,
палец на курке, щурятся на солнце. Толпа кричит: «Аллах акбар! Мы выбираем свободу! Завгаева и прихвостней да постигнет кара!»
Они требуют найти убийц тех 12 человек, которых расстреляли и сожгли в 15-м молсовхозе. Я замечаю среди потных рубах и сбившихся платков педагогический
ромб. Он тоже орет: «Да постигнет кара!»
Грозный - Гехи - Шали
«Огонек» №30, июль, 1996 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru
