Дмитрий Беловецкий
Куртка
Шор опаздывает минут на двадцать. За это время я успел прочитать все объявления на ближайших фонарных столбах и выучить наизусть
репертуар кинотеатра «Варшава» на ближайший месяц.
Вообще опаздывать – свинство. Хоть и июль на дворе, а холодно. Ветер бьется о стены домов, облизывает грязный асфальт, трясет за грудки деревья. Будет
дождь. Я поднял воротник своей неуютной курточки.
Шор, наконец, приехал. Бешено сигналит. Его красный «Мерседес» как пятно на замалеванной серой улице.
Сейчас мы поедем на кладбище в подмосковный Долгопрудный. Сегодня ровно год, как погиб в автомобильной катастрофе наш одноклассник.
Я открываю красную дверь, плюхаюсь в велюровое кресло.
- Привет, - говорю. - Что долго так?
- Милиции много, - отвечает Шор, – а я им не нравлюсь…
На нем черная кожаная куртка, когда он протягивает мне руку, она морщинится на локтевом сгибе, хрустит, волнами перекатывается на его широченной груди.
- Чё ты замер, - улыбается крепкими, хорошо подогнанными, как забор, зубами Шор. - Поехали.
Машина бесшумно трогается, я слышу только, как поскрипывает куртка.
Метров через двадцать, у входа в метро Шор тормозит. Протягивает мне деньги.
- Купи цветов…
Пошел дождь. Бабка в резиновых сапогах, с целлофановым пакетом на голове, продает гвоздики. Я беру десяток.
Мы опять едем. Говорить не охота. Да и не о чем. Мы часто так общаемся. Шор – хозяин нынешней жизни. Он торгует чем-то. Вернее, не он, а люди, которые сидят
в его коммерческих палатках. У него много денег, ему теперь можно все.
Я развалился на переднем сиденье. В машине тепло, ноги, как в горячей ванне. Смотрю на дорогу, на неровный пунктир домов, на заштрихованные дождем улицы…
Дворники на лобовом стекле: шик-шик… Мне кажется, что мы плывем… Закрываю глаза…
Машина подпрыгнула на выбоине. Я проснулся. Подъезжаем.
Шор скрипнул курткой, открыл пачку «Мальборо».
- Будешь?
Беру сигарету, курить не хочется, кручу ее в пальцах.
- Слушай, - вдруг говорю я. - А сколько стоит такая куртка?
- Такая? - переспрашивает он.
- Такая, - отвечаю я.
- Дорого очень, - выдавливает он, выбрасывая окурок в приспущенное окно.
- Сколько?
- Дорого очень…
Объезжая огромные лужи, расспрашивая прохожих, мы, наконец, добрались до центрального входа кладбища. На улице промокший ветер залазит за шиворот, я
застегиваю куртяшку, засовываю руки в карманы брюк.
Мы опоздали. Шор кивает кому-то головой, шепотом здоровается. Он пробирается к могиле, кладет гвоздики на рыхлую, избитую дождем землю. Минут десять все
молчат. Меня знобит. Потом кто-то из родственников зашел за ограду и стал ломать стебли цветов.
- Зачем? - тихонечко произношу я.
- Чтоб не украли, - шепчет рядом стоящая женщина.
На обратном пути я наступил в лужу. Шор догнал меня у выхода.
- Домой к ним не поедем, лучше сами помянем где-нибудь. Ладно?
- Ладно, – отвечаю.
Мне сейчас все равно. Я замерз. Я хочу в нагретый салон машины. Я хочу курить. Хочу закрыть глаза…
Мягко урчит мотор.
- Ну, согрелся? – спрашивает Шор.
- Выпить бы чего, - говорю.
- У меня есть водка в машине, - он оборачивается назад. - Там в багажнике… Но давай хоть заедем куда-нибудь…
- Давай, - соглашаюсь я. - Давай заедем… Обязательно заедем, только дай мне сейчас водочки, а то холодно мне что-то…
Он остановился, достал плоскую, целлулоидную бутылочку «Смирновской».
- Только пить не из чего.
Мне плевать. Я сворачиваю пробку, зажмуриваюсь, выдыхаю и большими глотками вливаю в себя водку. Она жжет, щиплет, как йод, вылитый на рану…
- Нормально? – улыбается Шор.
- Нормально, – отвечаю я.
Быстро темнеет. Подъезжаем к Москве. Дождь дырявит вечер. Шор включил фары. Клин желтого света летит перед нами, упирается в мокрый асфальт…
- Сейчас давай к «Интуристу» подскочим, Людку заберем, - Шор посмотрел на часы. - Она только что работать начала… Ее заберем, а потом в каком-нибудь
ресторанчике посидим. Как?
…У Шора все хорошо. Деньги, жена, ребенок. Он счастливый и богатый. Он уверенный и нахальный. Он бандит, а она проститутка. Люда – жена Шора – проститутка.
Конечно, не грязь придорожная. Она числится горничной в гостинице «Интурист». Она валютная проститутка. Шор не ревнует, не брезгует. Он сам нашел ей эту
работу. «Всё при деле, - говорит он, - Деньги в дом приносит, не изменяет… Красивая женщина по-другому зарабатывать не может…» Если бы у меня были деньги, я
бы тоже купил ее…
Машину поставить у «Интуриста» всегда трудно. Но Шора тут знают. Он свой. Он сигналит кому-то приветливо. Из стеклянных дверей гостиницы выбегает швейцар,
показывает, где припарковаться.
- Ты посиди, покури, - говорит он мне. - Я скоро.
Дождь теперь только моросит. Озноб прошел, но жутко разболелась голова. Я просто смотрю на улицу, размазанную по запотевшему, лобовому стеклу машины. Мокрые
городские огни, дождь и асфальт, сутулые люди…
Мне вдруг страшно захотелось напиться. Напиться так, чтобы ничего не видеть и не слышать, ничего не чувствовать и ни о чем не думать.
Я зачем-то пристегнулся ремнем безопасности, откинул спинку кресла, выключил музыку…
- Спишь что ли?
Шор открыл дверь с моей стороны, нагнулся, пола его расстегнутой куртки коснулся моего лица, он ищет в бардачке сигареты. Я вдохнул запах дождя, влажной
кожи.
- А Люда где?
- Вон стоит, – он улыбается, выдыхает струю дыма в сторону гостиничного подъезда. - Рядом с ней киску видишь? Это тебе, чтоб не скучал.
Под козырьком «Интуриста» в голубоватом неоновом свете Люда и еще какая-то девушка. Они очень красиво курят. Они обе прекрасны. Мне кажется, что плавно и
медленно обходят их люди с чемоданами и сумками, что ровный свет, начинающийся от алюминиевой облицовки навеса до сточенного подъездного мрамора только фон
для этой гармонии, а все остальные краски и звуки вокруг смазаны и перемешаны… Я чувствую вдруг непонятную теплоту внутри себя, как после стакана водки…
Безумно хочу, чтобы они сели побыстрей в машину и чтобы все видели это. Я опускаю стекло, распахиваю красную дверь машины, заворожено смотрю на них…
- Ты дверь-то закрой, - говорит мне Шор, - воды в машину напустишь…
Я послушно тяну на себя ручку. Я ненавижу себя. Я голый, нищий, ничтожный… Ведь у меня ничего нет. Ни денег, ни машины, я не хожу по ресторанам, не курю
дорогих сигарет и пью, только когда угощают… Мне толком и одеть-то нечего…
- А девочка-то ничего, - Шор заводит машину. - Смотри, идет как…
- Чего ты ее притащил? - говорю я раздраженно. - У меня мог сначала спросить?..
Он не успел ответить. Они уселись на заднее сидение. Я поздоровался. В машинном сумраке запах духов, табака и шампанского, в пол оборота от меня колени
Людиной подружки. Всю дорогу до самого ресторана я больше не оборачивался. А они смеялись, болтали о чем-то своем, Шор говорил какую-то ерунду, а я глупо
молчал.
В ресторане «Арбат» мест нет. Шор обошел прилипшую к входу очередь.
- У меня столик заказан, - сказал он всем громко и поманил с улицы толстого парня в фуражке швейцара. Тот, пьяно улыбаясь, через какое-то время сам открыл
перед нами дверь. А Шор, встречая нас у гардероба, назвал его Вованом.
Мне показалось, что старик-гардеробщик, вешая на плечики Шорову куртку, ласково, как живую, погладил ее по черной мяконькой спинке. Я думал об этом пока не
налил себе первую рюмку водки. Я уже твердо решил напиться. Зная, что платить будет Шор, решил себе не в чем не отказывать. А почему бы нет? Я сижу один. С
девицами этими уже кто-то танцует, мой дружок с кем-то болтает, а я пью…
…На самом деле, все дерьмо. «Дерьмо», - шепчу я. Шор просто богатая тварь. «Тварь», - пьяно соплю я. И все упирается в деньги. «Деньги», - громко икаю я.
Если бы у меня были деньги, я бы все купил… Баб, машину, куртку… Во всем виновата эта куртка! «Ку-р-т-ка», - раскладываю я по буквам. Ее импортный хруст
заставил меня так сильно напиться, заставил так унизиться, так страдать…
Я неуверенно встал, нашел пьяными глазами Шора и, задевая столы и стулья, направился к нему.
- Дай мне сигареты! – через весь зал ору я.
- На столе лежат, - удивленно отвечает он.
- Это говно! Где «Мальборо»!
- В куртке.
- Дай, «Мальборо»!
Он протягивает мне номерок.
Я вижу себя в кривых зеркалах, вижу, как, шатаясь, выхожу из зала. Разжав кулак, протягиваю гардеробщику потный жетон, и опять мне показалось, что он
погладил куртку, аккуратно, как щенка, беря ее за ворот. Я выхватываю куртку у него из рук, бегу в туалет, запираюсь в кабине, бросаю ее на обоссанный пол и
топчу, бью ее ногами. Это она, она, сука, во всем виновата!
1987 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru
