Дмитрий Беловецкий
Антитеррористическая ампутация
Министр обороны России, маршал Игорь Сергеев обещал закончить военную операцию в Чечне к концу нынешнего года
То, что сегодня происходит на Северном Кавказе, можно назвать как угодно: антитеррористической операцией, восстановлением конституционного порядка,
пересмотром Хасавюртовских соглашений… В любом случае – это война. И, скорее всего, она надолго.
Давайте жить теперь по-новому
При посадке в вертолет, отлетающий в недавно освобожденный от бандформирований Наурский район Чечни, щурясь от ветра, поднятого уже раскрученными винтами,
благодарно и приветливо улыбаясь, заместитель главнокомандующего внутренними войсками генерал-лейтенант Михаил Паньков крепко обнял и поцеловал меня.
- Спасибо тебе, - говорит.
Стало жутко приятно. Чувство причастности к происходящему вдруг переполнило меня.
Нет, я не совершил подвига. Все просто. В разбитом дорогами омоновском автобусе генерал забыл свою папку, а я нашел ее в куче автоматов, сваленных по бортам
забрызганного даже изнутри грязью «пазика».
И теперь в бывшей ленинской комнате Наурского РУВД Чеченской Республики на совместном заседании оперативного штаба командования Министерства внутренних дел
и новой районной администрации с удовлетворением смотрю, как замглавкома сжимает коленями черные кожаные бока папки, достает из нее нужные бумаги, теребит
«молнию», отвечая на вопросы министра.
- Да, товарищ министр, - говорит он, - в районе будет обеспечено взаимодействие … Да, будем наращивать наше влияние…
…Наурский район – кажется, единственный на уже занятой федеральными войсками территории Чеченской Республики, где сопротивление боевиков сломлено
окончательно. За текущий месяц зафиксировано только пять обстрелов. А по данным военной комендатуры, из 48 тысяч довоенного населения всего 496 человек
принимали участие в боевых действиях на стороне вооруженных террористов.
Этот район – прообраз новой Чечни. В смысле освобожденной. Здешние села разрушены меньше других в республике, потому что сдавали почти все населенные пункты
практически без боя.
«Знаешь, почему район Наурский? – смеются омоновцы. – Потому что его взяли на ура».
Теперь здесь осталось около девяти тысяч жителей. Это остатки так называемого русскоязычного населения и те, кому некуда и не на что уехать. На них и будет
отрабатываться модель взаимоотношений между федеральным центром и местным населением: в обмен на безоговорочную поддержку действий военных властей – газ,
тепло, свет, связь, общественное российское телевидение, санэпидемстанция (в районе зарегистрировано несколько случаев заболевания туберкулезом), сеть
сельмагов (сейчас в райцентре только один магазин – «Ислам. Обеспечивающие товары» - тот забит наглухо) и декларируемое право жить по российским законам…
Но не может быть Чечни без чеченцев. Основная масса тех, кто сейчас в соседней Ингушетии разбрелся по родственникам и знакомым, кто мерзнет в палаточных
лагерях и не отапливаемых вагонах, кто с боевиками отходит к Грозному и в горную часть республики, обязательно, если останутся живы, вернутся, потому что им
просто больше некуда деваться. И именно тогда, когда нереализованная ненависть затаится в развороченных чеченских дворах, и начнутся основные трудности для
федеральных властей, проверка прочности отбитого войной мира.
В Наурской впервые лет за восемь с помощью местной военной комендатуры открыли русскоязычную школу. Что-то там отремонтировали, подстучали, отштукатурили,
вставили стекла, привезли из Москвы новые учебники, пригласили все аккредитованные в Моздоке телеканалы… И в тот же день после всех показательных
мероприятий школу обстреляли и подожгли… Хотя потом официально было объявлено, что виной всему замыкание электропроводки или баловство местных подростков…
В некоторых селах военным приходится проводить повторную «зачистку». Были случаи, когда в обход российских блокпостов и фильтрационных пунктов боевики
возвращались в уже освобожденные села, расстреливали тех, кто дал согласие на сотрудничество с новыми властями или даже просто не оказал сопротивления
наступающим федеральным войскам.
…Там же, на оперативном совещании в ленинской комнате Наурского районного Управления внутренних дел, военный комендант предоставил слово черному, как смоль,
здоровому, усатому и золотозубому новому главе местной администрации. «Оппозиционер, - думаю, - наверное… Среди чеченцев действительно было достаточно
обиженных «свободной Ичкерией»…
- Сергей Иванович Петренко, - немного застенчиво представился собравшимся глава администрации района.
Отфильтрованная республика
Растрепанная чеченская тетка, постоянно поправляя съезжающий на глаза платок, орет с придыханием и проклинает почему-то именно меня.
- Будь ты проклят! – она сжимает кулаки, пытается вырваться из плотного кольца женщин и детей, обступивших журналистов, приехавших в палаточный лагерь
беженцев «Спутник». Ее удерживают ингушские милиционеры. Хватают за рукава бордового байкового халата подростки.
- Ненавижу! Цирк устроил! Посмотри, как живем! Радуйся! Фотографируй!
Я растерялся, опешил, испугался, отошел даже за спину снимающего эту сцену оператора какого-то телеканала. Вдруг он выключил подсветку, опустил камеру, и
тетка замолчала.
- Чувствуете, как все срежиссировано? – говорил мне потом российский министр печати и информации Михаил Лесин.
Для истерики нужен зритель. Мне кажется, она просто устала. Это дико – жить в таких условиях: десятки тысяч людей и трагедий, холод и грязь, температура
ночью минус 20, ледяная вода из цистерны и пресный хлеб по буханке в руки…
Президент Ингушетии Руслан Аушев говорит, что сейчас на территории его республики находятся более 200 тысяч чеченских беженцев.
Комендант лагеря временных переселенце «Спутник» Туган Чепланов утверждает, что в его ведении 274 палатки, в которых проживает три с половиной тысячи
перемещенных лиц, из них одна тысяча четыреста женщин и около полутора тысяч детей…Есть еще несколько не отапливаемых железнодорожных составов- это лагерь
«Северный»…Есть лагерь в Карабулаке…
Но как бы там ни было, к линии санитарного кордона через шесть контрольно-пропускных пунктов, самый крупный из которых «Кавказ» у станции Слепцовская на
границе Ингушетии и Чечни, ежедневно еще десятки тысяч людей бегут из осажденных чеченских сел. Пока, может быть, это не гуманитарная катастрофа, но и
антитеррористическая операция еще не закончена.
…На повороте от станице Ассиновская к Серноводску, где многокилометровая очередь из машин, автобусов и грузовиков незаметно начинает затекать в бетонный
пунктир, выложенный вдоль обеих сторон дороги вплоть до самого фильтрационного пункта, толстобрюхий Усман Адаев – бывший сельский милиционер – просит меня
подтолкнуть заглохшие вдруг «Жигули». Он отправляет к родным в Саратов свою многочисленную семью. Я слышу, как противно орет в салоне грудной ребенок, и
неохотно соглашаюсь помочь. Мы пихаем грязную машину. Она не заводится. На обочине, тяжело дыша, Усман заправляет расстегнувшуюся на животе рубашку в штаны.
- Вот потрогай, - он показывает мне подмышку, - вот здесь два ребра были сломаны, а на спине шрамы…
Его в январе 1995 года здесь, у станицы Ассиновской, задержали на российском блокпосту и отправили в какой-то фильтрационный лагерь. Говорит, били. Но вышел
он оттуда все же живым.
- И с тех пор я выехать из Чечни никуда не могу, - дышит он, - паспорта нет…
- И как же ты живешь без документов?
- Все тогда отобрали… Все – машину, золото, теплую одежду, документы...
Он начинает рассказывать мне, что на стороне боевиков никогда не воевал…
- Так сейчас все говорят, - перебиваю я его.
Усман обиделся театрально. Клянется громко. «Хочешь, верь, хочешь, не верь». Опять уперся в багажник машины.
- Ну, а теперь-то как? – спрашиваю я.
- Вот что дали, смотри…
Он протягивает завернутую в целлофановый пакет вытертую уже бумажку, подписанную начальником Надтеречного РОВД каким-то майором Эльмурзовым. В трех
предложениях изложено все, о чем он мне так долго рассказывал.
Дана такому-то в том, что «он был задержан 23.01.95г. и содержался в передвижном СИЗО г. Моздока. Освобожден как необоснованно задержанный 29.01.95 г.
Справка дана для предъявления по месту требования»…
…Потом я видел, как его запихивали в БТР на контрольно-пропускном пункте «Кавказ».
В ходе антитерористической операции…
Только отчасти, правда, что августовское вторжение боевиков Хаттаба и Басаева в Дагестан спровоцировало российское политическое и военное руководство на
ответные антитеррористические действия. Скорее действия бандформирований стали предлогом для начала полномасштабной боевой операции, которого в Москве
ждали. Основная задача заключалась в том, чтобы просто не мешать развитию ситуации, то есть ее естественному ходу.
Если ружье заряжено – оно обязательно когда-нибудь выстрелит. Если целенаправленно готовились целые боевые подразделения, значит, неминуемо будет война.
Оставалось только ждать, чтобы сделать упреждающий удар. Поэтому нет другого ответа на уже ставший почти риторическим вопрос о том, почему, зная о
существовании баз и лагерей подготовки террористов на территории Чечни, российские власти не ликвидировали их создателей и не прекратили на корню все
сепаратистские и фундаменталистские настроения. Потому что были бы другие басаевы и хаттабы, потому что сепаратизм живет только на отдельно взятой
территории, где его и надо уничтожать, потому что сильное государство разговаривает с бандитами только с позиции силы. Это как дважды два. Это понятно.
Москва была давно готова к войне, нужен был только повод для ввода войск в Чечню.
Поэтому-то все нынешние боевые действия российских военных в Чечне спланировано однообразны. Ни один населенный пункт, что на территории Дагестана, что
сейчас в Чечне, не берется с ходу, ударом, прорывом. Села и города блокируются со всех сторон войсками, какое-то время по их окраинам ведется интенсивный
артиллерийский обстрел, а штурмовки сбрасывают бомбы на выявленные разведкой объекты. Затем на переговорах с теми из местных жителей, кто более-менее
способен на диалог, предлагается или сдать село, или придется полностью разрушить. Так что, мол, ваша дальнейшая судьба в ваших же руках. Если сельчан
удалось убедить, то силами МВД, с участием телевидения проводится аккуратная плановая «зачистка». Если в населенный пункт приходится входить с боем, то в
каждый уцелевший двор, дом, подвал – граната, каждый встреченный на улицах уже приговорен к смерти… И так шаг за шагом, через всю Чечню. По кусочку.
Ампутация, отсечение…
Карамахи в Дагестане сровняли с землей. Гудермес в Чечне взят практически без единого выстрела. И ерунда все это, что самые авторитетные местные жители –
бывший муфтий Чечни Ахмат-Хаджи Кадыров и его родственник полевой командир Сулейман Ямадаев, находясь в оппозиции к Масхадову, с нетерпением ждали прихода
российских войск и убедили население и старейшин не оказывать сопротивления. Просто жители Гудермеса хотят жить в собственных не разрушенных домах, а не в
палатках лагеря временных переселенцев «Спутник» или «Северный». А долгожданный митинг благодарных жителей освобожденного города с музыкой Глинки из
громкоговорителей на центральной площади Гудермеса – только пропагандистская байка.
Новогодняя сказка
Видимая легкость, с которой российские войска продвигаются в глубь Чечни, смертельно опасна. Да, равнинная часть республики позади, да сдан Гудермес,
артиллерия и авиация бьют по Бамуту и Аргуну… Но впереди горы и Грозный, нынешняя зима и нежелание противника сдаваться. Боевики не бегут. Они отступают,
окапываются, ждут.
Не уложится в полтора отведенных на завершение антитеррористической операции месяца российская военная группировка на Северном Кавказе. Это война будет
долгой.
Можно взять Грозный, загнать самых непримиримых в горы, построить новые гарнизоны, заставить население жить по российской Конституции… А дальше что?
…- Дальше? – переспрашивает меня наводчик-оператор боевой машины пехоты рядовой Богомазов. - Мы еще много лет будем долбить их…
Потом помолчал и добавил: «А они нас…»
…Я чувствую, как сереет утро. Грязь липнет к мокрым ботинкам. На броне БТРа тяжелый, выпавший ночью снег. Прислонив к пустым патронным ящикам осколок
зеркала, по пояс голый, какой-то солдатик выворачивает шею, пытаясь увидеть в нем свое левое плечо. Подхожу ближе. На спине у него огромная язва, дыра с
кулак.
- Это осколок? – спрашиваю я. – Тебя ранили?
- Не, – он весело смотрит на меня закисшими якутскими глазами, - это я фурункул выдавил.
Слепцовская – Моздок – Гудермес – Наурская
«Литературная газета» № 46, ноябрь 1999 г.
© Все авторские права защищены. При перепечатке разрешение автора и активная гиперссылка на
сайт Фонда ветеранов боевых действий «Рокада» www.fond-rokada.ru
